Главная героиня и её друзья жили на Земле, обладали сверхъестественными способностями, имели дело в том числе с магической общиной. Даже создали вокруг планеты Земля защитное поле. Но потом по-глупому выдали тайну своего существования, и тогда Вольдеморт смог взять власть. Ребята были лишены сверхъестественных способностей и улетели на планету Найда. Ещё на них наложили проклятие: их дети умрут в младенчестве и родятся снова на Земле…

Мира Гарамундова ловко соскочила с лошади. Под ногами спружинил серебристый ковыль. Степь. Двадцать три года русского владычества проросли здесь грозными крепостями. А под их защитой – Лошадиное Царство, гордость племенного хозяйства республики. Покорённые кочевники давно мечтать забыли о том, чтобы угнать хотя бы одного коня. А ещё в Степи находится первое настоящее военное училище Внутренней Стражи.

Из бывшего Неуловимого отряда его закончили трое. Юлек с Младеком и Риша, который, правда, выбрал медицинский факультет. Теперь они трое несли службу в гарнизонах, и при мальчишке-муже была в медсанчасти Вика. Четверо в погонах подкалывали “штафирку” Агафангела. Бывший барабашка обосновался в Лошадином Царстве вместе с отставной командиршей Жоржеттой. Они поженились как только прилетели на Найду – и стали первыми жертвами проклятия. Их крошечная дочка лежала на кладбище Степи. Потом рядом легли ещё две малышки. Укололо Вику с Младеком, укололо и Ежинку, которая после института приехала в Степь – на ферму и к молодому офицеру Юлиусу.

И вот теперь, самой последней, в этих краях появилась черноглазая Мира. Скоро её свадьба. А завтра она вступает в Лошадиное Царство.

* * *
– Да они хлеще всяких половцев! – Мира шуршала на столе бумагами и не глядела на Ежинку. – Сманивать наших лошадей, наших граждан, в свой поганый Лондон! Разъездились, коммерсанты! Может, им под землю надо?

– Тебе пока самой туда нельзя! Через тебя не пойдут, а я не поведу, – мраморное лицо Ежинки было спокойно. Таким бывал её отец, Мирослав Зинзелка, за рулём и особенно в партизанах. – И не поедут наши разумные лошадки. Наоборот, тамошние поглазеют на наш образ жизни…

– По-моему, наше государство подалось в работорговцы. Они, видите ли, англичане, будут оценивать, как мы работаем, бумагу нам собрались давать, что мы соответствуем международным стандартам…

– Да ну, здесь, на Найде, всё одно – что ферма, что университет. Пусть глазеют…

…Их начальница распахнула дверь и пропустила вперёд молодого парня. Мира сразу определила, что не белокурый он, как Ежинка, а белобрысый, при том, что лицо ровно коричневого цвета.

– Люциус Малфой, международный аудитор, – отрекомендовался он с едва уловимым акцентом, смерив оценивающим взглядом двух молоденьких и тоненьких девчонок.

– Вот у нас Иржина, она отвечает за корма и режим. А Мира ведёт всю документацию. Оставляю вас, потолкуйте и посмотрите бумаги.

Мальфуа – дурная вера, настолько-то Мира французский помнила. Космополит он безродный, подумала она, нелюбезно поворачиваясь спиной и доставая из шкафа папки с документами. Кажется, она с этим Люциусом даже не поздоровалась. Ежинка произнесла своё певучее “Здравствуйте!”, готовая не идти на поводу, но и не давать повода.

– Ну что, Мира, показывайте записи о качестве, – Люциус уселся на край стола.

…Следующие два часа Мира варилась в странной смеси злости и веселья. Люциус придирался к каждому слову в её инструкциях, и она ставила себе только одну задачу – не теряться. Со многим, надо сказать, она была согласна. Смотрелось действительно смешно, когда Ежинка бойко рассказывала свою работу, а в красивой инструкции ничего этого не было.

– Ну ёж-переёж, – ругался Люциус, – из ваших документов ведь не видно, как идёт работа. Кто что делает, какие бумаги пишет… А работа идёт! Знаешь что, Мира, ты тут самая главная, потом научишь Иржину. Бери бумажку, пиши, как ты делаешь проверки.

– А как? Составляю план, несу начальнице, потом иду проверять.

– Вот так и пиши! А то – параметры входа, параметры выхода… Чушь наукообразная! Пишите как работаете! Пиши-пиши, не спи: Мира составляет план…

– У меня фамилия есть! Осеева. Уже целых два месяца как, – она гордо тронула золотое кольцо.

– Ну, поздравляю! Не спи, не спи, ты ответственное лицо!

– Знаете, по-моему, я ненамного моложе вас.

– Мне двадцать семь.

– Мне двадцать три, – Матерь Божия, когда же её перестанут считать козявкой? Её, которая в пять лет сбежала из дома и других сманила? Которая в тринадцать вытащила родную мать со дна реки, а в последующие два года не пропускала на планете Земля ни одного жаркого дела? В Неуловимом отряде Мирушка была самой маленькой, но ей никогда не давали этого ощутить. И только здесь, на Найде, эти восемь лет жизни, которую хочется назвать мугловой…

Ёж-переёж, или она этого Люциуса прибьёт, или… втюрится? Небо, откуда такие мысли? Как же Риша-то? А всё-таки, если бы она сейчас его поцеловала, наглую рожу, небось растаял бы? Да, но потом не смогла бы Рише в глаза взглянуть…

Мира дрожала от внутреннего жара, переживала, жила… А когда Люциус вышел из комнаты, всё прошло. Девчата прикинули фронт работ и потихоньку начали действовать.

* * *
За час до конца рабочего дня аудитор явился опять. Обошёл всю ферму, накопал компромата и снёс к ногам Миры. И разбирательство затянулось. Ежинка ушла вовремя, точнее, Люциус её прогнал: – Потом ей всё расскажешь!

Когда за Ежинкой закрылась дверь, белобрысый сообщил доверительно:

– Глупая она и негибкая. Пусть сидит на нынешней работе, до творчества её и не допускай.

– Ну, за что вы на неё так? – обиделась Мира. – Она такая серьёзная, ответственная, я всё за неё держусь…

– Да нет, Мира, ты тут одна вытягиваешь на международные стандарты.

– Вы чего это мне комплиментите? Это, знаете ли, подозрительно! – против воли в голосе её прозвучало кокетство, и чёрные солнца глаз задержались на лице аудитора.

У него глаза были зеленоватые, холодные, притягивающие. Кажется, он легко читал её мысли: – Шпиономания твоя беспочвенна. Ваши подземные лаборатории, все ваши живые машины, которые вы пытаетесь создать по образу и подобию “татры”, мне неинтересны в принципе. Как и все вообще эти мугловые штучки.

– А вы сами-то кто?

– Колдун высокого посвящения, – Люциус засучил рукав, и на его запястье Мира увидела Тёмный знак. Череп со змеёй изо рта. – Доверенное лицо лорда Вольдеморта. Ты не кричишь, ты смелая, Мирослава Осеева. И знай, кстати, что я не применяю к тебе чар. Ты сама на меня смотришь, потому что хочешь смотреть. Потому что предательство наследуется.

– Что? – у неё расширились зрачки.

– То. Ты ныряла за своей матерью, а задавала ли ты себе вопрос, почему она бросилась во Влтаву?

– Их охмурили и поссорили, всех четверых.

– Да? Сначала твой отец сказал твоей матери, что уходит к демократам, и тогда она пошла топиться. Потом твой отец оказался в Мюнхене, в объятиях старой любовницы. Ведь разве у Жоржетты не написано на лице, что она его дочь?

– Так потом-то он в окно выпрыгнул! – Мира старалась не пустить это всё в душу, рассуждала как о книге прочитанной… – Значит, его охмурили, а потом прошло.

– Мира, если человек дважды позволяет себя охмурить, это уже о чём-то говорит. Есть же люди, к которым не подступишься, Иржина например. А твой отец другой. И ты такая же.

– Нет!

– Ты знаешь, что да. Ты тоскуешь по колдовской силе. По приключениям. По каким угодно встряскам.

– А Рихард?

– От Рихарда ты не родишь, вернее, ребёнок не выживет. Рихард хороший и правильный. И твой брат, и все ваши. Даже Жоржетта, ибо минус на минус даёт плюс. А ты другая. Я восемь лет хожу за тобой по этой Найде. Завтра дашь ответ.

С этими словами Люциус Малфой исчез.

* * *
– Ринюшка, неужели я в самом деле такая тварь? Я не хочу, не хочу тебе изменять, я же себе не прощу, я хочу хоть что-то спасти, но только на что я тебе такая, которую так и тянет…

Офицер со змеями в петлицах молчал глухо и страшно. Сжимал кулаки, цеплялся взглядом за дедовский портрет.

– Рихард, не молчи. Лучше ударь.

– Ну уж нет. Я молчал, чтобы не сорваться. Ты знаешь в чём очень права? Что ты мне всё рассказала, пока ничего не случилось.

– А действительно не случилось? Ты со мной сможешь… по-прежнему?

– Смогу, Мира. Потому что ты сможешь это одолеть. Твои демоны стоят перед тобой с открытыми лицами. И ты, главное, представь: ради чего всё разрушать?

Голубые глаза Рихарда Осеева полыхнули огнём, как в былые годы, когда он ещё умел видеть невидимое. Тогда увидела и Мира.

* * *
Вот она соглашается. Идёт, как притянутая, на холодный огонь колдовских глаз. Ночь любви, допустим, даже незабываемая, приправленная сознанием вины. Наутро:

– Мира, ты была неподражаема. Надеюсь, матерью ты будешь ничуть не худшей. Воспитай здесь Тёмного Лорда Найды, а я нужен на Земле.

Люциуса она больше не увидит. Муж простить её не сможет. Даже если не прогонит – будут жить как чужие. Главная задача – чтобы никто ничего не заметил. А дома – Мира забудет, что такое ласка. Холод и боль. Тяжесть в животе и неистребимое желание умереть. Роды – как Голгофа. А ребёнок Люциуса – живое пламя, в момент рождения пожирающее всё вокруг. Миру, Ришу, Степь, Найду…

Или по-другому. Люциус забирает её к себе. Она – чёрная королева, перед ней ходят по струнке те, кому деньги и слава дороже родной планеты. Люциус даёт ей свободу и любовь. Но она, Мира, давно повязана невинной кровью, ибо по-другому нельзя. И ночами она плачет о том, какой была чистой и счастливой… Её ребёнок растёт деспотом и разбойником. За попытку научить его добру её, Миру, настигает смертельное проклятие из уст Люциуса… Её душа улетает на чужую планету, и на прощание Мира узнаёт: её чёрная слава погнала Ришу навстречу смерти, туда, где ещё идёт война, и он погиб героем. Поседела, склонилась голова Максима Осеева, такого несчастливого в детях. Максимка лишился ребёнка. Надя разбилась на машине, да и с сыном её от Хрюллера не всё в порядке. (Это Снейп. – Авт.) А теперь ещё Риша нарвался на тварь, что довела его до могилы… Что и говорить о маме Груне и бабушке Алёне, которым Риша – один свет в окошке! Что и говорить о собственных Мириных родственниках… Могилы, могилы, родители ищут, обо что бы разбить “татру”… И Мира улетает куда-то, где сможет ли искупить?..

Или ещё вот так. Не в силах сопротивляться своим желаниям, Мира проводит ночь с Люциусом, а наутро убивает его и себя. Подвиг? Безумие? Ясно одно – опять пострадают близкие люди, опять путь в холодную неизвестность…

* * *
На другой день аудитор с Мирой ехали верхом по степи, вокруг всей фермы. Люциус горячил коня, а молодая женщина вела своего шагом. Говорить с животным было незачем, Мира чувствовала лошадей, даром что выросла на заднем сидении “татры”…

– Поехали быстрее, – возмутился наконец белобрысый, – ускачем, поговорим…

– Нам не о чем. Я уже жду ребёнка!

– И хочешь, чтобы через полчаса было заметно? – он попытался хохотнуть, а у самого побледнели щёки и налились кровью глаза. Лошадь его поднялась на дыбы, Люциус перелетел через голову и исчез. Убрался с Найды.

– Перебьёмся без международного сертификата! – весело крикнула Мирушка.

…Вчера, когда она в холодном поту вышла из видений, Риша прижал её к себе:

– Ну что, решила?

– Если тебе уже не мерзко рядом со мной…

– Что ты, Мирушка! Ведь я всё это знал. С самого начала. Когда мы с тобой начинали, я ещё был пророком. И всё-таки выбрал тебя!

Она уже лежала в его объятиях, прижималась гибким горячим телом и стонала, как никогда:

– Только не покидай!..